Небольшого роста и с мальчишеской фигурой, в коричневых вильветовых джинсах и светлой кофточке, кроссвках и... коротко постриженная,.. она сутулилась. Жестом я пригласил ее к столу и сказал, чтобы она присела. Девушка кивнула, выполнила мои требования и положила на угол стола большой конверт. Я невольно обратил внимание на ее руки - с широкими ладонями и огрубевшей кожей и короткими пальцами. Потом поднял взгляд и некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. Мне показалось, что она готова заискивать и делала это по привычке всякий раз, когда попадала на прием к врачу. Ко мне ее направил случай, когда услышав о специалисте-психологе, ее мать отнесла меня к кагорте психиатров. Все это выяснилось много позже, а пока передо мной сидела больная шизофренией девушка, а на столе лежал конверт с бумагами, проштампованными и испещренными записями высококвалифицированных специалистов, лихо владеющих научной терминологией и знаниями о влиянии химии на кору головного мозга... Я не мог не ознакомиться с записями, поскольку этого ждала девушка. Это был тоже ключ доступа к ее репрезентативной системе и пренебречь им я не мог. Так начинал каждый специалист и так должна была начинаться моя подстройка к клиенту.
Когда можно было оторваться от чтения и отложить в сторону бумаги, аккуратно согнув листы и засунув их в конверт, чтобы отложить его по правую сторону от себя, а не по левую, куда первоначально положила она, я, по примеру людей в халатах и в очках, с бородками и без них, состроил крайнюю сосредоточенность на лице и спросил:

- Что за проблема вас беспокоит?
Девушка удивилась, смешно скривила губы и ответила:

- Так там же все написано. - и указала в сторону конверта.

- Там? - я ткнул пальцем в том же направлении - Там нет ничего о вас! Там есть только описание состояния вашего мозга и выводы врачей. По моему, это имеет отношение к врачам, к вашей матери, к науке, к фармацефтике и черт знает к кому и к чему еще, кроме вас. Сидя в телевизоре, разве вы можете знать, что изображено на его экране?

Девушка улыбнулась и удивила меня заключением:

- У меня тоже есть свой телевизор! Я смотрю его почти каждый день, когда дома нет никого. - здесь она подняла глаза кверху и несколько секунд молча наблюдала какие-то сценки, вероятно разыгранные на экране ее "телевизора". - А как вы узнали о нем? Я ведь никому не говорила об этом. Меня и так все время ругают, что я рассеяна.

- Потому что ты любишь смотреть телевизор?

- Он сам... смотрится...

Теперь я поднял глаза кверху и улыбнулся. Вслух сказал:

- А у меня ничего не получается.

- Я вас понимаю. Вы же здоровый человек. А я - больная.

- Ты чувствуешь это...

- Да.

- Где? - я ткнул пальцем в ее грудь.

Она засмущалась и некоторое время сидела молча, пытаясь сформулировать ответ.

В животе? - предложил я свой вариант.

Она помотала головой. Я повторил ее движение и улыбнулся.

- Там?

Она кивнула.

- Ты беременна?

Она покачала головой в знак отрицания.

- Но ты была беременной?

- У меня сын.

- Сколько ему лет?

- Семь.

- А сколько тебе лет?

- Двадцать шесть.

- А сколько лет твоему телевизору?

- Столько же, сколько Ребекке.

Все это время я смотрел в ее глаза, разрешая себе "галлюцинировать".

Некоторое время мы сидим молча и я замечаю, как она быстро входит в транс. Расширяются зрачки, "уплощается" лицо, цвет которого принимает матовый оттенок. В тот момент, когда я вздыхаю резко, девушка вздрагивает и, поднявшись со стула, делает шаг в сторону и начинает прыгать на месте. При этом на лице ее восторг и счастье, тогда как глаза словно искусственные - со стеклянным взглядом. Это продолжается недолго, потому что я прерываю попрыгунчика в тот момент, когда протягиваю руку в сторону конверта.(спонтанный якорь запрета) Осекшись, она оглядывается по сторонам и говорит мне:

- Вот так получается со мной часто. Может даже случиться на улице. Я гуляю с коляской и вдруг начинаю прыгать. Все думают, наверное, что я занимаюсь физкультурой.

- Это случается когда ты смотришь телевизор и видишь там Ребекку?

- Да. А вы тоже видели это?

Я кивнул. Жестом указал на стул и она вренулась на место.

- Что Ребекка делает?

- Занимается любовью?! - кажется, девушка начинала сомневаться, что я видел ее картинки. Тут я осекся и попытался выправить ситуацию:

- Она так занимается любовью?

- Да. - смутилась клиентка - Если нет Ильи.

Я некоторое время снова смотрю в нее и, убедившись, что она легко вошла в транс, спрашиваю:

- Тебя как звать?

- Ребекка.

- А ее?

- Наташа.

- Где она?

- Осталась там.

- Потому что ей не допрыгнуть до тебя?

- Да.

- Ты счастлива потому, что у тебя есть Илья?

- Да.

- А у нее кто есть?

- Мишка.

- Мишка... какой?

- Не знаю.

- Он ей безразличен?

- Да.

- Потому что...

- Он не умеет делать так, как Илья. - эти слова она произносит с нескрываемым кокетством.

- Это сложно?

- Он не умеет далеть как Илья.

- Он не умеет делать как Илья это?

- Да.

- Он делает больно?

- Да.

- Что ты сейчас хочешь?

Она не отвечает. Она закрывает глаза и через минуту-две лицо ее краснеет. Запрокинув голову, она издает вздох облегчения. Открыв глаза, она словно впервые видит меня...

- Все? - спрашиваю я

Она кивает.

- Ребекка успокоилась?

Девушка кивает. При этом глаза ее продолжают оставаться с расширенными зрачками.

- Почему нет Ильи? - спрашиваю я.

- Потому что он боится вас.

- Он тоже трус?

Она кивает. Киваю и я. (якорь - ДА!)

* Он похож на Мишу?

- Нет. - качает она головой.

Предполагая ответ, в этот момент я дотрагиваюсь рукой до конверта. (якорь - НЕТ!)

- На кого он похож?

Она пожимает плечами и... возвращается в первоначальную реальность. В этот момент я смотрю в ту сторону, где она прыгала и пожимаю плечами. (якорь неопределенности конкретизируется аудиальным сигналом - я спрашиваю:)

- Тебе безразлично? - и киваю (закрепление якоря да).

Она кивает. (Стирание эффекта подпрыгивания. В дальнейшем это будет проверено не раз.)

Я опять смотрю в нее и она закрывает глаза...

- Где сейчас находится Ребекка?
Девушка некоторое время молчит, потом улыбается. При этом она смотрит так, как смотрят слепые, воспринимающие свой невероятный мир, - неописуемый, непердаваемый...

- Она в своем доме.

- Этот дом можно описать, если пройтись по его комнатам и выглянуть на веранду. Я слышу странный шум. Это ветер или так может шуметь только море?

- Это море!

- Ты стоишь на веранде?

Она кивает.

- Ветер прохладный?.. - просто так, безучастным тоном задаю я это вопрос и получаю странный ответ.

- Там нет ветра...

- Но шумят волны. - я противоречу ей, ожидая реакции.

Некоторове время ее лицо выражает недоумение. Глаза будто видят две реальности одновременно - меня и то пространство, в котором ей так счастливо...

- Вы думаете - море - это декорация?

- а разве ты не можешь отступить на несколько шагов, чтобы увидеть Ребекку со спины?

- Да. - соглашается она. - Я вижу ее. На ней прозрачное синее платье. Нет, оно теперь стало серым. Оно...

- Развивается на ветру. - уточняю я - Он легкое очень и развивается на ветру.

- Оно развевается на ветру - повторяет она.

- А ты разве чувствуешь, что к твоему телу прикасается ветер,.. потому что ты в доме и вас разделяет "стеклянная перегородка". (конечно, трудно себе представить стеклянную, да еще и перегородку, но ради создания образа иной раз легче изменить русскому языку и сократить путь к конечному результату.)

- Нет.

- Нет, ты чувствуешь абсолютную тишину и тебя касается только спокойствие и вечность.

Через несколько секунд девушка судорожно хватает воздух открытым ртом и слышит мой приказ:

- Ребекка, проснись! Открой глаза! Ты здесь! - я хватаю ее за руку и наблюдаю, как быстро девушка возвращается в реальность, будто действительно пробуждаясь ото сна. Она улыбается, глядя на меня, потом на свою руку, которую я продолжаю держать. Застеснявшись, она деликатно освобождается от моей руки и говорит:

- Это так здорово! Как будто на американских горках! Эта бездна Вселенной и столько звезд!!!

Я демонстративно накладываю свою пятерню на конверт с документами от психиатров и замечаю, что девушка совершенно не реагирует на этот якорь. Она зачарована увиденным и продолжает описывать беспредельность мироздания и свои ощущения. При этом я отрицательно качаю головой и смотрю в ту сторону, где она недавно прыгала. Наконец, она осекается и входит в состояние ступора. Наложив свою ладонь на кисть ее правой руки, я снова сжимаю ее, демонстативно долго переношу ее руку над столом, чтобы в конечном итоге положить на конверт с документами (выработка нового якоря запрета аномального состояния психики через собственное волевое усилие). Она подчиняется мне, но тело ее начинает вздрагивать, что быстро очень переходит в мелкую дрожь - идет борьба между Ребеккой и Наташей, между необходимостью прыгать и собственным запретом этого.

- Ребекка, вернись в дом - ты прстудишься! Нельзя вечно находиться там.

Через несколько секунд девушка вздрагивает и быстро выходит из транса. Зрачок ее сужен, лицо продолжает оставаться бледным, губы сжимаются, вероятно изображая негодование.

- Ты забыла Илью! - своим тоном я стараюсь копировать образ строгого родителя и вижу, как с каждой секундой растет ко мне ее ненависть. Моя рука все еще сдавливает ее руку, прижимая к конверту. Растет ее сопротивление - она хочет приподнять ее, оторвать от бумаги. Я отпускаю ее руку и она зависает. В то же мгновение я говорю ей:

- Ребекка, делай, что хочешь, если тебе так же спокойно и независимо, как твоей руке. Твоя рука, это твое тело! Рядом с Ребеккой был Илья!

Я встаю и становлюсь на то место, где она прыгала. Я замечаю, что она начинает дрожать сильнее, но будто рука мешает ей сотворить то, что она хочет.

- Наташа! - резко, но не громко окликаю ее и перегнувшись беру за руку, которая зависла в воздухе и привлекаю к себе. Она встает покорно и мы смотрим друг другу в глаза.

- Пойдем со мной! Свари мне кофе. Ты ведь хорошо это делаешь!

Девушка покорно следует на кухню и не замечая педсестры, готовит мне кофе. При этом она совершает правильные, четко выверенные действия и сама относит готовый кофе в комнату.

Отпив глоток кофе, я разваливаюсь в кресле и совершаю долгий ритуал приготовления, прежде чем закурить. Она наблюдает за мной.

- Ребекка, ты куришь? - спрашиваю ее.

- Нет.

- А Наташа курит? - показываю взглядом я в сторону двери.

- Иногда. В компании.

- Почему?

- Чтобы... быть современной.

- Как ты?

Она кивает.

- Но ты ведь не куришь...

Она выглядит озадаченной и меня вдруг охватывает кашель. Откашливаясь и заливаясь слезами, с веротяон рпокрасневшим от натуги лицом, я быстро гашу сигарету в пепельнице и подскакиваю к ней со стороны того места, где она прыгала, показывая, чтобы она меня постучала по спине, будто я поперхнулся.

- Наташ, ради бога! Наташа! - и голос мой звучит умоляюще, подавленный от кашля.

Девушка вскакивает и стучит меня усердно о спине. Вскоре я успокаиваюсь и возвращаюсь на место.

- Извини меня! - говорю я ей - Со мной тоже иногда такое случается. Иди домой, Ребекка! Придете завтра вместе! Все вместе и принесешь мне обязательно этот конверт. Извини. Из-за этих сигарет, вся работа пошла насмарку...

Девушка не двигается. Ее уже не знобит и она выглядит очень расстерянной. Я смотрю на нее и просто жду, что она предпримет дальше.

- Я не Ребекка.

- Ты пошутила надо мной?

- Нет.

- Тебе нравится играть в Ребекку?

- Нет. - говорит она, при этом кивнув еле заметно.

- Когда я был Ильей, мне понравилась Ребекка. - говорю я.

- Правда?! А ведь Ребекка умеет писать стихи.

- А ты что, бездарна сосвсем? - с ноткой уничижения задаю я этот вопрос.

Девушка краснеет и опускает глаза. Она сидит некоторое время и постепенно ее плечи начинают вздрагивать. Она плачет и я кладу свои руки на стол, будто пытаясь дотянуться до нее...

- Вы хотите сказать, что Ребекки не существует?..

- Это ты говоришь! Так как ты знаешь больше кого бы то ни было, что Ребекка... - я киваю и жду, когда она продолжит.

- Может все? - робко спрашивает она меня.

- Да. - киваю я - Может все, что захочет. Может, если захочет, написать такие стихи, чтобы их опубликовали. Что ей мешает здесь и сейчас?

Девушка думает некоторое время, а я перебиваю ее мысли:

- Что может помешать тебе чувствовать себя Ребеккой. Ты ведь помнишь, как это случилось с тобой сразу, как только мы встретились? - я еле заметно киваю и она вторит мне, лукаво улыбнувшись.

- Илья? - я делаю движение, чтобы поглубже усесться в креселе, а она мгновенно реагирует, предполагая, что я снова хочу встать на место Ильи.

- Нет!

- Кто? - склонившись к ней корпусом, я всматриваюсь в ее зрачок и она быстро погружается в транс.

Немного изменившимся голосом она говорит:

- Мне больно всегда...

- Это унижает тебя?

Она кивает.

- А разве Ребекка не догадалась бы поменяться местами с Мишей? Кто тебе мешает отказаться от роли ослика, чтобы стать наездницей?

Картинка нарисованной мною перспективы восторгает ее и она воодушевленно заключает:

- Как Санчо Панса?

Мы смеемся оба и дальше разговор идет о всяких мелочах. Она снова приходит на сеанс не на следующий день, а через неделю. Выглядит она уверенной и как только садится напротив меня, сразу говорит не без иронии:

- Как вы думаете, кто сейчас перед вами?

- Зачем мне думать, если я это вижу? - отвечаю я, намеренно строго, но без подавления ее радостного состояния.

- И кто я?

- Не Илья! - заключаю я категорично.

Кажется, она разочарована, но когда по моему выражению лица девушка "догадывается", что то - всего лишь шутка, она снова возарщается в состояние радости и начинает рассказывать свой сон:

- Я видела, как вы пришли ко мне и сказали, чтобы я летела! Но я не полетела, как это бывает во сне. Я даже не могу сказать точно, что это был сон. Просто я будто вышла из своего тела и вы схватили меня и мы оказались где-то среди... множества людей и счастья! Там было столько любви и все мы были такими счастливыми! А вы меня спрашиваете: "Ты кто?" Я очень боялась ответить неверно, хотя отлично знала, что... что я одна единственная в этой вселенной ичто меня тоже любят. А вы как-будто проситали мои мысли и сказали вслух. Нет, будет точнее, если я скажу, что услышала, как вы назвали меня по имени - Наташа. И так нежно, что мне захотелось плакать и смеяться одновременно...

- Разве ты все заметила, что было там? - спрашиваю я ее и она, будто не отдавая отчета своим действиям, тянется к моим рукам. Я чувствую ее крепко сцепленные с моими руки и мысленно даю ей команду закрыть глаза. Она повинуется мне и продолжает рассказывать, что нового может она видеть теперь. Комеентируя ее рассказ, я постоянно называю ее Наташей, пока не наступает момент, когда мы оба замолкаем.

Спустя несколько минут она вскрикивает и открывает глаза.

- Что это было?! - говорит она восторженно, при этом отирая слезы с глаз.

- Ты сама можешь ответить...

- Это было так ярко и столько любви меня переполняло! Я чувствовала, как меня любят. Нет1! Нет, это не секс. Это что-то потрясающее!

- Ты слышала голос?

- Нет! Но я чувствовала, как меня любят!

- Кого?

- Меня!

- Как тебя называли?

- Никак.

- Но кто ты была?

- Наташа! Наташа!..

...Ее мать мне потом рассказывала, что все дальнейшие посещения психиатрических лечебниц, дальнейшие обследования подтверждали стойкую ремиссию. Наладились взаимоотношения с мужем и единственным отклоенением от нормы была увлеченность девушки поэзией. Впрочем, стихи у нее получались сносными, а последние, которые она специально мне принесла в запечатанном конверте и попросила прочесть после ее ухода, мне показались удачными. Строгое семейство готово было мириться с поэтом при условии, что дальше этого безумия Наташу не будет заносить. Оставалось только поставить встречный ультиматум ее состоятельному отцу, разъяснив, что издание сборника стихов его любимой дочери тиражом в пятьсот экземпляров не оскуднит его кошелек, зато послужит гарантом душевного здоровья девочки, научившейся сублимировать энергию необузданного воображения в стихотворной форме.